* * *
Если Господь с тобою
Уже ничто не страшит, —
Ограждены судьбою
Струны твоей души.
И не вонзятся стрелы —
Твои сократить часы,
И не коснется тела
Страшной болезни сыпь.
И на тебя не рухнет
Грязных наветов прибой;
Козни любые — рухлядь:
Если Господь с тобой.
Повадки у лжи — лисьи,
У алчности — волчья прыть.
Лишь к одному стремись ты:
С Господом вечно быть.
* * *
Рубин зари в оправе синей,
Пруда уснувшего агат...
И вольные ручьи в логах,
И утром серебристый иней,
И пение птиц? А блёсткая роса,
И неба голубые дали,
Их из корысти разве дали?
И золото листвы в лесах?
Твердишь ты:
«Все на свете продается.
Мерило — деньги,
Всё подвластно им.
На этом и стояли, и стоим…»
Нет, много что и вне продажи
Остается.
* * *
Какое огромное солнце!
Пронзительно-яркий закат!..
Гляжу я – в прижизненном сонме
Ужасные страсти кипят.
Зачем ты ликуешь, природа?
Зачем тебе столько огня?
Плывет несуразный мой плотик
И нету шеста у меня.
День вспышкой такой окончен.
Вопросом себя не морочь.
Такое нужно, видно, солнце.
Такая нужна, видно, ночь.
* * *
Проходит гнев бесследно –
Кричи «УРА» победно.
* * *
В долг залезть – что в мышеловку,
Разве это за обновку.
Надо пересилить, зять,
Чтобы в долг не залезать.
ПРОШЛА
Промчался дождь. Кругом вода.
И ветра нет разгула.
Вот мимо женщина прошла,
Прошла и не взглянула.
Автобус лужи гладь разбил,
Проплыл — большой, заметный.
Я эту женщину любил
Когда-то безответно.
Теперь того, что было, нет.
Зачем я оглянулся?
Зачем я посмотрел ей вслед?
Зачем я улыбнулся?
НЕ ВЫШЛА
«ЗИЛ» прошел. Пылит дорога.
Утки плавают в пруду.
Постою еще немного
И тогда домой пойду.
Этот дом ее. Ступеньки.
Только нет ее самой.
Постою еще маленько
И тогда пойду домой.
Тополь пышно зеленеет.
Провисают провода.
Подожду когда стемнеет
И домой пойду тогда.
Ночь подкралась тиши мыши.
Зябко. Сумрак влажен, вял.
А она так и не вышла.
До рассвета простоял.
* * *
Детки – не конфетки, -
Пальца два в розетке.
* * *
Денег нет – не сказывай,
Проще гроб заказывай.
И запомни, как скрип двери,
Что «Москва слезам не верит».
* * *
Когда швыряешься деньгами,
Как сытый дурень пирогами.
Потом без них намучишься –
Своей бедами окучишься.
* * *
Некрашеные гроба доски.
Лежит в гробу червей обед.
А серый полдень — ополоски,
И никого за гробом нет.
Черна открытая могила —
Открыта в неизвестность дверь.
Неодолима смерти сила —
Покорны человек и зверь.
Зимой метели здесь завоют,
Весною зажурчит вода...
Того, кого сейчас зароют,
Уже не вспомнят никогда.
* * *
Дали туманят.
Бледная синь.
Вновь басурмане
Здесь на Руси.
Гибнут деревни
Стрелы в груди.
Алчность не дремлет,
Волком глядит:
Злость свою вылить,
Вылакать кровь...
Только за пылью
Рати врагов.
* * *
Имел весьма солидный вес.
С ним в книгу Гиннеса залез.
Но с весом вскоре он расстался,
А в книге Гиннеса остался.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.